репортеры, он удивил их, ответив на вопрос о Шанхае отрывистым «без комментариев». Когда на следующее утро он открыл газету в отеле «Сент-Франсис», он был взбешен, прочитав заголовок: СЭР ВИКТОР САССУН НИЧЕГО НЕ ЗНАЕТ.
«Представляете, я ничего не знаю!» — проворчал он.
Даже коллеги Виктора по комитетам, помогавшим еврейским беженцам, оставались в неведении относительно того, чем Виктор занимался за кулисами. «На заседаниях комитета мы слышали много фактов и предположений», — вспоминал Якоб Алков, один из еврейских лидеров.
Сассун «отказался разглашать» все свои разговоры с японцами и «избегал отвечать на мои вопросы. Однако я не могу вспомнить ни одной просьбы к японцам, которая осталась бы без ответа».
Виктор знал десятки банкиров, промышленников и членов парламента Японии. Он считал, что страна и военные разделены, и это, в конце концов, убережет Японию от войны. Армия, придерживающаяся жесткой линии, «хочет, чтобы Япония была континентальной державой и прокляла всех иностранцев и весь мир». Флот, представленный Инудзукой, «говорит, что это невозможно, и что Япония должна оставаться островной державой, зависящей от торговли, и поэтому она должна быть осторожна с Великобританией, которая может отрезать ее отовсюду». Он предостерег Элли Кадори от паники. «Сэр Виктор считает, что пройдет совсем немного времени, и японцы и британцы станут хорошими друзьями», — писал Лоуренс брату. «На самом деле, он был очень оптимистичен в отношении условий в этой части мира».
Виктор написал другу: «Они намекают на [несколько миллионов стерлингов] и сочувствие, и тогда нас можно будет оставить в покое в вопросах урегулирования», — писал он. «Я улыбаюсь и говорю, что всегда неправильно поддаваться шантажу и что любые займы должны следовать за полным урегулированием всех вопросов, включая Китай».
Они говорят, что не настроены против Британии. Армия по-прежнему относится ко мне с подозрением, но остальные говорят, что я их лучший вариант для связи с Великобританией.
Он заключил: «Значит, я хожу по натянутому канату».
* * *
19 ОКТЯБРЯ 1938 года Элли пригласил богатых еврейских бизнесменов Шанхая на встречу в своем офисе, чтобы скоординировать их усилия. В Шанхай прибыло более 1000 беженцев, и каждую неделю корабли привозили еще несколько сотен. В конце встречи Джейкоб Алкок, который следил за распределением денег, жилья и еды, сказал, что деньги на исходе и беженцы скоро останутся без всякой помощи. Элли достал чековую книжку и выписал чек на 50 000 долларов. Передав чек Алькоку, Элли рявкнул: «А теперь иди к Виктору!»
Алькок отправился в отель «Cathay» и в офис Виктора. Сассун улыбнулся. «Что дал Элли, то дам и я», — сказал он и выписал соответствующий чек.
Виктор был уверен, что сможет справиться с японцами, а Шанхай — с беженцами. Он полагал, что кризис носит временный характер. «Я думаю, что мы постепенно сможем позаботиться о 3–4 тысячах человек, если у нас будут средства и если мы будем знать, что эти люди в конце концов уйдут от нас», — писал Виктор своему другу.
Несмотря на свою браваду, Виктор все больше беспокоился и начинал строить планы на неопределенное будущее. В 1938 году он полетел в Бразилию и купил 10 000 квадратных миль земли. Утверждалось, что он сделал эту покупку в качестве инвестиции. В условиях, когда Германия и Япония поднимались и угрожали Азии и Европе, он считал, что будущее за Соединенными Штатами и Великобританией, которые объединятся и будут осваивать природные ресурсы Южной Америки. Но его настоящей целью была попытка найти убежище для евреев. Виктор не был сионистом. Он не считал, что решение кризиса беженцев заключается в отправке евреев в Палестину; Южная Америка была более практичным решением. Он встретился с президентом Бразилии Жетулиу Варгасом и предложил создать колонию, «где евреи будут делать все — от подметальщиков до президента». Как и все остальные правительства мира, бразильское правительство не было заинтересовано в помощи еврейским беженцам.
Варгас «сказал мне, что хочет, чтобы приехали люди правильного типа… раса вроде датчан и скандинавов, без воображения и мозгов, но с большой способностью обрабатывать землю», — рассказывал позже Виктор. «Он не хотел, чтобы кто-то желал жить в их городах. Он хотел, чтобы они уехали в деревню, обрабатывали землю и оставались там».
Вернувшись в Шанхай, Виктор обнаружил, что влиятельные нееврейские члены Шанхайского муниципального совета, фактически являющегося правительством Международного поселения, стали проявлять нетерпение. «Абсорбировать большое количество иностранных беженцев совершенно невозможно», — заявили Виктору в совете. Город «может быть вынужден принять меры, чтобы предотвратить дальнейшую высадку беженцев».
* * *
В ИЮЛЕ 1938 года тридцать две страны, включая Канаду, Австралию и Новую Зеландию, собрались в Эвиане (Франция), чтобы решить, что делать с десятками тысяч отчаявшихся евреев, пытавшихся бежать из Германии, Австрии и других стран Европы. Все страны, кроме одной — Доминиканской Республики, — объявили, что отказывают во въезде. В Вене Хо Фэн Шань начал выдавать еще больше документов, чтобы евреи могли покинуть Австрию и направиться в Шанхай. В ноябре 1938 года Элли и Гораций отправились в Гонконг, чтобы присутствовать на свадьбе Лоуренса с Мюриэль Губбай, дочерью видного еврейского семейства, корни которого уходили в Багдад, и чья мать была большой подругой матери Лоуренса, Лоры. Лоуренс тоже пытался помочь еврейским беженцам, прибывшим в Гонконг, предоставляя им работу в компании China Light and Power. Даже в условиях усиления нацизма и разговоров о войне глава компании Jardine в Гонконге Дж. Дж. Патерсон не смог удержаться от очередного антисемитского выпада в адрес Кадори, написав своему начальнику Уильяму Кесвику в Шанхай, что свадьба Лоуренса состоялась в синагоге Ohel Leah в Гонконге, что на иврите означает «Дом Лии», в честь библейского еврейского матриарха, а прием — в еврейском общинном центре.
Говоря об «аде», Патерсон хихикал: «„Ohel!“ — это правильно». Он добавил, что он надеется, что Кадори хорошо провели время в «клубе еврейских мальчиков».
Свадьба Лоуренса состоялась 9 ноября 1938 года. На следующее утро Кадоури проснулись и узнали, что в Австрии на другом конце света разразилась «Хрустальная ночь» — «Ночь разбитых стекол» в Германии. Толпы сжигали и грабили синагоги и принадлежащие евреям магазины, а полиция наблюдала за происходящим или поощряла нападения. Тревога среди немецких и австрийских евреев переросла в полномасштабную панику. Поток беженцев, прибывающих в Шанхай, превратился в наводнение. «Пятьсот шестьдесят два дополнительных беженца прибывают субботним пароходом, и, как я понимаю, еще 700 прибудут через две недели», — писал Гораций Кадури своему другу в Лондон. «Шанхай не может справиться с ними».
Виктор выделил первый этаж одного из своих роскошных небоскребов, Embankment Building, под центр приема беженцев, где каждому
